Форум

Расскажите о том, что такое духовность.

Признаться, раньше это слово вызывало у нас самую негативную реакцию.
Абсурдно, что даже психология стала предметом как бы особым — наукой без
предмета изучения. Греческое “psyche” — это “душа”, а раз души нет,
следовательно, изучали практически то, чего нет.
Была такая крайность: духовность была перечеркнута как старое,
допотопное понятие. Потом мы легко включились в другую крайность: слово
“духовность” стало употребляться как попало, где попало и быстро навязло в
зубах. Есть у нас такой рефлекс — все превращать в жевательную резинку. Но
я хотел бы поставить вопрос по сути.
Духовность — это то, что отличает человека от животного. Вы прекрасно
знаете, что современные открытия в области палеонтологии показали, что
наши очень отдаленные предки — еще не питекантропы, а родственники
австралопитеков, — уже имели прекрасную прямоходящую походку и, по-
видимому, каким-то образом уже неплохо общались между собой. У них не было
особенно высокоразвитого мозга, но все-таки они возвышались над остальными
живыми существами. Тем не менее это были еще не люди. Когда появляется
homo sapiens — человек? С того момента, когда мы находим черепа,
тождественные современной антропологической структуре, и вместе с этими
останками находим следы искусства и религии. То есть человек является
особым существом, стоящим на грани двух измерений. Одно измерение мы можем
условно назвать материальным, другое — духовным. Духовное измерение не
измеряется никакими приборами, оно находится в совершенно ином плане
бытия. Когда нас пытаются убедить, что борьба между народами, расами,
классами, войны и так далее являются сущностью человеческой истории, то
очень легко забывают, что эти события, действительно производящие
впечатление важнейших, на самом деле отражают лишь животную сторону
человека — борьбу за место под солнцем, борьбу с чужаком, защиту своего
очага или стремление проникнуть на чужую территорию, проблему пищи,
размножения.
Вся геополитика середины ХХ века строилась на проблеме территорий. Но
если мы рассмотрим зоопсихологию хотя бы в сфере приматологии, то мы
увидим, что проблема территории не менее горячо волнует наших собратьев
—обезьян. И не только обезьян. Эти животные стороны человеческого бытия
еще совсем недавно казались нам (а многим и до сих пор кажутся)
основополагающими, важнейшими. Но в спорах о том, что является наиболее
важным в человеческой жизни, в конце концов решающим оказалась сама
история, сам ход событий, в котором мы с вами все непосредственно
участвуем. Я бы не хотел, но вынужден употребить уже навязший в зубах
термин, который звучит сейчас с высоких трибун, — “человеческий фактор”. О
нем говорят теперь как о факторе забытом. Вы представляете, до чего мы уже
дошли? Мы дошли до того, что в истории людей, в человеческой истории, мы
забыли о человеческом факторе! Мы, собственно, забыли, куда и зачем мы
едем и для чего все это делается. Мы забыли, что такое человек! То, что он
нуждается в пище, жилье и одежде, — это же не есть свойство только
человека: в одежде и пище нуждаются все живые существа. Но фактор
человеческий, специфический фактор, был забыт. Ну что ж, иные скажут:
упустили что-то. Но, оказывается, упустили важнейшее, упустили то, что
составляет средоточие нашей жизни.
Этот трагический изъян стал роковым образом отражаться и на материальной
стороне жизни, и на духовной. И на нравственной. И на всех сторонах жизни.
Я не ошибусь, если скажу, что главной причиной всех кризисов, которые
потрясают наше общество, является забвение, игнорирование человеческого
фактора. На протяжении нескольких десятилетий человеческая жизнь была
ничто! Можно было раздавить, как мух, сотни, тысячи и миллионы людей! И не
вздрогнуть при этом. Развилась психология совершенно бесчувственных
палачей, которые, имея позади себя бесчисленные жертвы, даже перестали
ощущать, что происходит что-то недолжное. Да что такое человек? Как
говорил поэт, “голос единицы тоньше писка” — вы все это знаете. Вот с этой
идеологии, с того, что “голос человека тоньше писка”, и начинается
пренебрежение человеческим фактором. И безнаказанно для человеческого
общества это пройти не может.
Вся история человеческого общества заключалась в том, чтобы возвышаться,
преодолевать животные, биологические узы, которые нас ограничивают и
сковывают. Вспомните, что ученые, поэты, художники, мыслители очень часто
пренебрегали элементарными вещами, которые манят людей. Они часто
жертвовали своим временем, удобствами, отечеством — многими вещами. Потому
что духовная сторона их деятельности оказывалась доминантной, более
существенной. Разумеется, циник может нам сказать: все это идеализм, а на
самом деле всем двигает элементарная страсть (голод, желудок и прочее).
Да, так легко говорить. Но это называется “играть на понижение”. Это
значит — с мизантропическим взглядом, пренебрегая зачатком в человеке его
подлинной человечности, не давать возможности развиваться его настоящему
“Я”, единственному, что возвышает и поднимает его над природой.
Да, мы плоды биологической эволюции, мы дети природы и, выходя из ее
круговорота, со смертью тела возвращаемся обратно в ее круговорот. Но мы
себе задаем вопрос другой: а где же мы почерпнули, в какой области
природы, в какой части таблицы Менделеева или еще каких-нибудь других
сферах реального физического бытия бескорыстную жажду знания, понятие о
добре и зле, самосознание, которое отличает человека от животных?
Способность к высокому абстрактному мышлению, к мистическому переживанию,
к переживанию красоты, которая становится необычайно сильным импульсом
духа? Этого в природе нет. Наше “Я” неповторимо, наша личность —
единственная в своем роде — является даром, но не матери-природы. Дело в
том, что личностное начало является специфическим и ведущим в духовности,
то есть в том, что определяет самого человека. Именно личность создает все
великие шедевры в поэзии, философии, живописи, других видах творчества. Вы
прекрасно понимаете, что, скажем, история поэзии не является историей
каких-то толп, которые, собравшись, хором что-то сочиняют, она является
историей личности, которая пережила, через себя провела весь мир и создала
новый мир. Художник на своем полотне или в своем изваянии создает новый
мир, свой мир. Он творец! И поэтому так необходимо должна прийти к нам
мысль о том, что личность человека — это высочайшее в природе. И прививать
уважение к этому необходимо не просто из соображений какой-то абстрактной
этики, но, как мы теперь уже видим, для всей нашей социальной и
нравственной жизни.
Как вы думаете, возможны ли были при глубоком уважении к личности те
трагические, те страшные, те бесчеловечные процессы, о которых сейчас без
конца говорят средства массовой информации, о которых мы многое знали в
свое время, но для многих сейчас это стало откровением? Они стали
возможны, потому что личность превратилась в средство, средство для
достижения каких-то целей, вне человека стоящих, абстрактных. А реально
это были цели тех, кто воспользовался ситуацией и легко манипулировал
людьми, превращая их в массы. Вот уж, друзья мои, где гаснет человеческая
духовность — в массе! Когда человек превращается в массу, тогда его
особенность теряется. Он теряет способность к объективной оценке ситуации.
Массу очень легко натравить —сначала на одно, потом — на совершенно
противоположное. Массой ничего не стоит манипулировать. Масса — это не
просто скопление людей. Я имею в виду особое состояние общества, особое
психическое состояние, которое безусловно является регрессивным.
Подлинному человеку свойственна проблема выбора, личного решения — в этом
его величие. Масса несется в одну сторону, как антилопы-гну, вспугнутые
львом. Они не разбирают дороги. О, как легко такие массы загнать куда
угодно! И счастье, если загонщик окажется более или менее гуманным, но,
как правило, в истории эти загонщики гуманными не были. Таким образом, мы
все более приближаемся к практической, к жизненной, социальной,
экономической и политической важности осознания того, что человек есть
существо духовное и что нельзя эту его центральную специфику снижать,
пренебрегать ею и считать ее чем-то вторичным, наносным, надстройкой или
чем-то таким еще.

В чем же конкретное значение духовности?
В истории мысли путь к познанию духовности привел к пониманию особой
миссии, роли и места человека. Оказывается, человек, отражая в себе
природу мироздания, отражает в своем внутреннем духовном существе вечную
природу Невыразимого, Непостижимого, Неописуемого. Таким образом, мы стоим
между двумя безднами: между видимым миром и миром духа. И именно поэтому
сложность нашего существа столь своеобразна, столь противоречива и, я бы
сказал, столь трагична иногда. Меня как-то на одной встрече спросили: Вы
могли бы в одной фразе, в одном предложении сформулировать, какова цель
человека и человечества? Я мог найти только один ответ (с нашей,
христианской точки зрения): в Библии говорится о том, что человек создан
по образу и подобию Божию. И чем ближе человек к своему Первообразу, тем
ближе его цель, тем прекраснее и гармоничнее становится его жизнь,
несмотря на возможные трудности, борьбу, жизненные трагедии, катастрофы и
преодоления. Более того, сам процесс преодоления, сам процесс борьбы
становится не какой-то теневой стороной нашей жизни, но именно очень
важным рычагом для того, чтобы человек превзошел самого себя, каким он
является ныне. Человек всегда должен иметь идеал, живой и реальный идеал.
Это дается только при непосредственной встрече с самой Бесконечной
Реальностью, когда нашему мышлению и сознанию даже недоступны
представления о грандиозности вселенной! Мы можем в цифрах выразить
огромность мироздания, но дух наш теряется, как Фауст перед духом Земли,
которого он сам вызвал и перед которым он упал в страхе и ужасе. Возможно
ли это?
Первоначально люди отвечали на этот вопрос так: возможно, но только
когда дух человеческий разовьет свои индивидуальные границы, когда он
сольется с Мировым Целым. Это была первая стадия, первая фаза,
свойственная мистике Индии. Христианство отвечает на это по-иному. Оно
говорит, что есть момент в реальной истории, когда Вечность Сама
заговорила с нами. И Она доныне продолжает говорить с нами. Есть
историческая точка пересечения бесконечного и вечного, бессмертного и
смертного. Она называется Радостной Вестью, по-гречески — Евангелием. В
этой точке молчащее неописуемое единство Вселенной заговорило с нами
человеческим языком. Вот почему Пушкин называл Крест знаменем просвещения
Европы. Потому что здесь произошло столкновение, встреча безмерного и
ограниченного, нашего духа и Духа Бесконечного. И в этом суть нашей
христианской традиции.
Без Евангелия ничего не было бы, за всем стоит Богочеловеческая тайна!
Вот та самая встреча, которая раз и навсегда поразила простых людей.
Простых крестьян, рыбаков, учеников Иисусовых, которые сказали Ему, когда
Он их спросил: “Может быть, вы отойдете от Меня? Может быть, Мои слова
слишком для вас загадочны и таинственны?” И они сказали: “Господи! Куда
нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной”. И Христос не оставил нам
поэтому ни какой-либо книги, вроде Корана, ни каких-то скрижалей, как
оставил Моисей, не оставил философских систем и великих произведений, как
Платон, — Он оставил нам Себя: “Я с вами во все дни до скончания века”.
Bnr этим и живет христианская Церковь, которая сегодня существует среди
вас и существует во всем мире, которая обнимает сегодня почти полтора
миллиарда людей. Выросшая из маленького горчичного зерна! И не тем она
сильна, что состоит из самых лучших, мудрых, из самых замечательных людей,
а тем, что в ней заложен изначальный источник. Бессмертный источник! “Я не
оставлю вас, — говорит Христос, — Я буду с вами”. Вот потому, что Он с
нами — не в памяти, а реально, в живом общении — потому и выстояла Церковь
в те трудные годы, когда на нее обрушивались и Римская империя, и
преследования более поздних веков, и наше трагическое время, которое смело
буквально целые пласты культуры. Но Церковь устояла. Конечно, она понесла
тяжелые потери, но дух ее остался. Это не человеческая заслуга, мы это
твердо знаем. Это есть исполнение все тех же слов Христовых: “Я с вами во
все дни до скончания века”.

Видите ли Вы какие-нибудь возможности для восстановления истинной
духовности наших людей?

Для христианина здесь только один ответ: мы должны вернуться к
традиционным духовным ценностям, на которых вырастала культура в нашей
стране и культура всех передовых стран мира. Без этих основ мы будем
строить на песке. Я не говорю, что нужно пропагандировать религию. Само
слово “пропаганда” мне противно. Оно наполовину замешано на лжи. Мы можем
только выражать свое мнение, а каждый человек может добровольно что-то
принимать и что-то отвергать. Никакого навязывания! Потому что Бог —
свобода, дух — свобода, духовность — свобода, любовь — свобода. Можете
себе представить любовь принудительную, как в романе Беляева, который,
кажется, называется “Властелин мира”? О человеке, разработавшем аппарат,
которым можно было вызвать любые чувства. И вот, желая влюбить в себя
девушку, он нацеливал на нее этот аппарат, и она бежала к нему
стремительно, сломя голову. И вы такой любви не захотите. И веры такой нам
не надо. Все должно быть прекрасным и свободным.

Существуют ли, по Вашему мнению, неверующие люди, являющиеся
полноценными личностями? В чем Вы видите принципиальное различие
верующего и неверующего?
Во-первых, неверующих вообще нет. Никого! Каждый человек рождается с
врожденным ощущением веры. Разница только в том, что один осознает и
формулирует свою веру как некое мировоззрение, а другой инстинктивно
верит. И только когда его прижмет очень, тут-то он и “выдает искру”. Но
неверующих нет. Поэтому человек, не имеющий религиозного миросозерцания,
может быть полноценной личностью. Потому что в нем эти токи религиозные
все равно живут.
Более того, он впитывает их с традицией, впитывает с литературой. Даже в
нашем обществе, которое было формально атеистическим, все равно в
искусство это проникало через Достоевского, через Толстого, через Гоголя,
через поэзию, музыку. Все наследие культуры русской и зарубежной
подпитывало это полурелигиозное смутное миросозерцание. Все равно человек
не перестает верить, что жизнь имеет смысл. Он чувствует это. Он может это
как бы инстинктом ощущать. Если бы этого не было, он вообще не смог бы
жить. Другое дело — размышлять над этим, создавать человеческие разумные
определения, воплотить и отразить всю эту тайну — это совсем другое.
Впрочем, я приведу вам смешную аналогию. Ребенок греется на солнышке, ему
приятно и тепло. А физик не только греется, но выясняет, из каких
элементов состоит Солнце, как далеко оно от Земли и так далее. Но оба
получают от Солнца свет. Мы все дети Божии. Только одни знают это, а
другие остаются как бы сиротами. Но это сиротство мнимое. Мы же все братья
и сестры только потому, что у нас есть Отец. Не бывает братьев и сестер,
чтоб не было отца. И у нас есть Отец. Поэтому, только поэтому, а не
потому, что мы произошли от обезьяны или другого какого-нибудь почтенного
животного. Этого недостаточно, этого совершенно недостаточно.

Без религии нравственность невозможна?
Без веры невозможна. А вера есть у всех людей, только в разной степени.
Но она все равно присуща человеку. Неверующих людей не существует. Человек
может на уровне сознания считать себя атеистом, а в глубине — он все равно
верующий. Возьмем, к примеру, нравственного атеиста, скажем, Писарева,
Добролюбова или Чернышевского. Но ведь они воспитывались на основах
христианской традиции. И мы все сегодня впитываем этические понятия —
через художественную литературу, через культурную среду, понятия которой
все равно восходят к религиозным представлениям, никуда не денешься. А
если человек — это ничто, а просто какой-то пузырь в мироздании, какая уж
тут нравственность? Если, как писал Владимир Соловьев, великий русский
философ, если в мире нет ничего, кроме материи и силы, материя и сила
породили птеродактиля, а потом — обезьяну, и из нее выродился человек, то
какой может быть вывод? Что человек должен полагать душу свою за ближнего
своего? Логики здесь мало.

Можно ли спастись вне Церкви?
Такой вопрос всегда задается без учета самого смысла понятия “спасение”.
Когда мы говорим о спасении как о приобщении человека к божественной
жизни, мы должны отдавать себе отчет в том, что это приобщение однородным
быть не может. Каждый человек приобщается к Богу в свою меру и в свою
возможность, как и каждый народ и каждая цивилизация имеет какую-то свою
меру на пути к спасению.
Подлинное и полное приобщение к Богу может быть только через Его
непосредственное явление. Конечно, древние мистики и пророки, суфии,
дервиши, индийские брахманы — все они через свой мистический опыт в какой-
то мере приближаются к Богу. Но все это идет через человеческие усилия,
через человеческую устремленность вверх. И только в одном случае, в случае
Христа, Бог является непосредственно. Это единственное и самое прямое
откровение, поэтому спасение во Христе есть уникальное, единственное в
своем роде, то есть самое глубочайшее приближение к Богу, а все остальное
— где-то рядом, может быть, где-то очень близко. И когда мусульманин
совершает свой намаз, обращаясь в сторону Мекки, то, конечно, он взывает к
тому же Богу, что и мы. И этот Бог отвечает ему, в солнце пустыни и в
тишине ночью отвечает ему. Но никакая пустыня, никакое солнце, никакое
мистическое переживание человека не могут сравниться с тем, что было
открыто Самим Богом через воплотившегося Христа. Именно в этом смысле мы
говорим, что вне Христа нет того спасения, что во Христе. Какое-то
спасение, какая-то приобщенность может быть даже и у атеиста, у человека,
мысль которого повернута в ложную сторону, но сердце которого какую-то
крупицу Божьей благодати все-таки получает. А в отношении того, что будет
дальше, можно сказать так: дальнейший путь души есть продолжение того, что
началось уже здесь.
Спасение начинается тут, по эту сторону жизни. Это причастие подается
нам тут, в этой жизни, а там оно будет развиваться далее. Пройдут ли те,
кто не верил, когда умер, через познание Христа? Это для нас тайна,
которую разберет Господь Бог. Но Он всегда стучит в наше сердце...